Труд

 Работали как-то три человека, которые что-то строили. Занимались-то все одним и тем же, но когда их спросили, что они делают, ответы были разные. Один сказал: «Я дроблю камни», другой сказал: «Я зарабатываю себе на жизнь», третий ответил: «Я строю храм». —

... делу время и потехе час.^[1][2] —

 Не будь болваном. Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра.^[4]:20

 Труд — источник чуть ли не всех человеческих несчастий. Назовите любое почти зло — оно происходит из-за труда или из-за того, что наш мир построен вокруг труда. Чтобы перестать страдать, надо перестать работать.

 Самая тяжёлая работа — та, которую мы не решаемся начать: она становится кошмаром.

 В тяжёлые времена от деловых людей толку больше, чем от добродетельных.

 Нет невыполнимой работы для человека, который не обязан делать её сам.^{[источник?]}

 Для великих дел необходимо неутомимое постоянство.

 Никогда не бывает больших дел без больших трудностей.

 Работа избавляет нас от трёх великих зол: скуки, порока и нужды.

Мы проводим на работе лучшую часть своей жизни. Нужно же научиться так работать, чтобы работа была легка и чтобы она была постоянной жизненной школой^[6].

Работаем ли мы за канцелярским столом, пилим ли напильником в слесарной мастерской, или, наконец, пашем землю — всюду надо создавать трудовую выдержку и постепенно сделать её привычкой^[7].

Рабочей культурой называется хладнокровная выдержка, умение распределить и провести работу ровным трудовым темпом^[7]. —

Хочешь быть организатором? Хочешь быть хорошим организатором? Хочешь быть уверенным организатором? — облюбуй небольшой участок работы, участок с аршин и построй каждую мелочь с расчетом до минуты, до дюйма^[6].

С рационализацией труда исчезнет потребность в его охране^[6].

Можно из восьми часов — четыре работать, четыре отдыхать и чувствовать себя разбитым. Можно из восьми часов — только два отдыхать и не быть усталым. Все зависит от того, как распределить отдыхи^[6].

Если ты хочешь научиться работать — знай: первые твои пробы, первые попытки, первые упражнения — самые дорогие. Именно в первые дни ты даешь себе общую установку, создаешь привычку, вырабатываешь подход, закаливаешь волю^[6].

Шлифуй твои самые простые движения, задумывайся, как ты берешь руками инструмент, определяй свою стойку, свою посадку тела, следи за глазом и давай ему легкую удобную работу, учись доводить до совершенства свой прием^[6].

Каждый должен брать на свои плечи труд, соразмерный его силам, так как если тяжесть его окажется случайно чрезмерной, то он может поневоле упасть в грязь.

Депутат — это такая же тяжелая работа, как если бы ты с полной отдачей разгружал вагоны. Все эти перелеты, переезды, психологический момент — это нагрузки на организм. Легче разгрузить вагон с рыбой, чем работать с людьми. Это очень тяжелый труд: ты отдаешь энергию, отдаешь себя на служение людям^[8].

 Трудолюбие — душа всякого дела и залог благосостояния.

 Существует только одна бессмертная сила, которая переживает династии, догмы, классы — это сила творческого труда.

 Если хочешь что-нибудь сделать, сделай это сам.

Проверяя без конца того, кому мы дали поручение, разве не уподобляемся мы человеку, выдёргивающему росток из земли всякий раз с той лишь целью, чтобы удостовериться наверняка, растут или нет корни.

Каждый имеет достаточно сил, чтобы достойно прожить жизнь. А все эти разговоры о том, какое сейчас трудное время, это хитроумный способ оправдать своё бездействие, лень и разные унылости. Работать надо, а там, глядишь, и времена изменятся.

 Всегда не хватает времени, чтобы выполнить работу как надо, но на то, чтобы её переделать, время находится.^{[источник?]}

...инициатива придёт тогда, когда есть задача, ответственность за её выполнение, ответственность за потерянное время, когда есть требование коллектива. Вы меня всё-таки не понимаете и снова твердите о какой‑то выхолощенной, освобождённой от труда инициативе. По‑вашему, для инициативы достаточно смотреть на свой собственный пуп….

Красота есть функция труда и питания.

Мы будем красиво жить, и радостно, и разумно, потому что мы люди, потому что у нас есть головы на плечах и потому что мы так хотим. А кто нам может помешать? Нет таких людей, которые могли бы отнять у нас наш труд и наш заработок.

В работе исходи из фактов, анализа деятельности, критически оценивая условия, обстановку, время. Всегда стремись к тому, чтобы ясно видеть цель, задачи, перспективу, рациональное зерно, эффективность, рентабельность своей работы.

 Господи, дай мне силы, чтобы справиться с тем, что я могу сделать, дай мне мужество, чтобы мириться с тем, чего я не могу сделать, и дай мне мудрость, чтобы отличить одно от другого.

...Умственный труд непременно должен быть полезным, то есть он не только должен быть направлен к известной разумной цели, но он, кроме того, должен достигать этой цели.^[15]:111

 Главное воздействие на производительность труда оказывают не условия труда сами по себе, а внимание к персоналу.

 Для того, чтобы люди находили счастье в своей работе, необходимы три условия: работа должна быть им по силам, она не должна быть изнуряющей и ей обязательно должен сопутствовать успех.

 Труд — отец голода, дед пищеварения, прадед здоровья.

Все бедствия людей происходят не столько от того, что они не сделали того, что нужно, сколько от того, что они делают то, чего не нужно делать.

Ничто не облагораживает человека больше труда. Без труда не может человек соблюсти своё человеческое достоинство.

Существует странное, укоренившееся заблуждение о том, что стряпня, шитьё, стирка, нянчанье составляют исключительно женское дело, что делать это мужчине — даже стыдно. А между тем обидно обратное: стыдно мужчине, часто незанятому, проводить время за пустяками или ничего не делать в то время, как усталая, часто слабая, беременная женщина через силу стряпает, стирает или нянчит больного ребенка.

Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь.

Труд не есть добродетель, но неизбежное условие добродетельной жизни.

 Только два стимула заставляют работать людей: жажда заработной платы и боязнь её потерять.

Крестьяне, которые больше всех трудятся, не употребляют никогда слова «труд».^[17]

 Люди порой откусывают больше, чем могут прожевать. Но любой чего-то стоящий начальник всегда предпочтёт иметь дело с людьми, которые замахиваются на лишнее, чем с теми, которые стараются сделать поменьше.

Занятый человек — это счастливый человек.
<…> у богача скука от безделья заполняет промежуток, отделяющий вновь возникающую потребность от удовлетворённой потребности.
У ремесленника эти промежутки делают приятным труд, доставляющий ему средства для удовлетворения этих потребностей и для развлечений, которые он получает только ценой труда.
Праздный богач переживает многие минуты скуки, в течение которых ремесленник и рабочий наслаждаются всё время возобновляющимися удовольствиями от предвидения.
Умеренный труд — вообще самое удачное употребление того времени, когда человек не удовлетворяет никакой потребности, не наслаждается ни одним из чувственных удовольствий <…>.
Как много приятных ощущений остаются неизвестными тому, кого никакая потребность не заставляет думать! <…> Другое дело — занятой человек. <…> Каждый удар топора вызывает в памяти плотника мысль об удовольствиях, которые должна доставить ему оплата его рабочего дня. <…>
Труд, на который, как говорят, человек был некогда осуждён, был не наказанием небес, а благодеянием природы. Труд предполагает наличие желаний. Если у нас нет желаний, то мы прозябаем, лишённые источника деятельности. Тело и душа остаются, если можно так выразиться, в одном и том же положении. <…>
Всякая потребность, всякое желание заставляет людей трудиться. Если человек с ранних лет усвоил привычку к труду, труд ему приятен. Если же у него этой привычки нет, то лень делает труд ненавистным…

L’homme occupé est l’homme heureux.
<…> l’artisan, c’est le travail qui, lui procurant les moyens de pourvoir à des besoins, à des amusements qu’il n’obtient qu’à ce prix, le lui rend agréable.
 Pour le riche oisif, il est mille moments d’ennui, pendant lesquels l’artisan et l’ouvrier goûtent les plaisirs toujours renaissants de la prévoyance.
 Le travail, lorsqu’il est modéré, est en général le plus heureux emploi qu’on puisse faire du temps où l’on ne satisfait aucun besoin, où l’on ne jouit d’aucun des plaisirs des sens <…>.
 Que de sentiments agréables ignorés de celui qu’aucun besoin ne nécessite à penser ! <…> Il n’en est pas ainsi de l’homme occupé. <…> Chaque coup de hache rappelle au souvenir du charpentier les plaisirs que doit lui procurer le paiement de sa journée. <…>
Le travail, auquel jadis l’homme fut, dit-on, condamné, ne fut point une punition céleste, mais un bienfait de la nature. Travail suppose desir. Est-on sans desir ? on végete sans principes d’activité. Le corps et l’ame restent, si je l’ose dire, dans la même attitude. <…>
Tout besoin, tout desir, nécessite au travail. En a-t-on de bonne heure contracté l’habitude ? il est agréable. Faute de cette habitude, la paresse le rend odieux…

В чём же заключается отчуждение труда?
Во-первых, в том, что труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своём труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это — принудительный труд. Это не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения всяких других потребностей, но не потребности в труде. Отчуждённость труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы. Внешний труд, труд, в процессе которого человек себя отчуждает, есть принесение себя в жертву, самоистязание. И, наконец, внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому. Подобно тому как в религии самодеятельность человеческой фантазии, человеческого мозга и человеческого сердца воздействует на индивидуума независимо от него самого, то есть в качестве какой-то чужой деятельности, божественной или дьявольской, так и деятельность рабочего не есть его самодеятельность. Она принадлежит другому, она есть утрата рабочим самого себя.
В результате получается такое положение, что человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций — при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае ещё расположась у себя в жилище, украшая себя и т. д., — а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному?
Правда, еда, питьё, половой акт и т. д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер.

Моисеев закон требует труда, видя в нем естественное назначение человека. Библия освящает рабство труда. — В поте лица своего будешь ты добывать хлеб свой, трудясь над землей, а она родит тебе волчцы и тернии. Так сказал Господь Адаму, изгнав его из Рая. Моисеев закон утверждает и рабство труда в заповедях. — Шесть дней работай. Седьмой же Господу Богу твоему. Карл Маркс в этом смысле последовал за Моисеем, забыв только о... Боге. — Шесть дней работай, а седьмой посвящай общественной нагрузке. Если это не сказано буквально у Карла Маркса, то это неуклонно проводится марксистами. Но что такое общественная нагрузка? Это опять труд, иногда более тяжелый, чем работа будних дней. Значит, опять у свободы отнят седьмой день. Все дни своей жизни человек должен быть рабом труда, если он живет по системе нынешних коммунистов. Вот к какому блаженству звала Революция.^[18]

Природа – это текст, скрижаль завета, которую данный народ призван прочитать, понять и реализовать в ходе истории. В этой драме является новый актёр – труд, который является создателем культуры на этой земле. Труд работает и в соответствии с природой и в то же время дополняет то, чего не дано стране от природы. Например, в Нидерландах природа отказалась дать достаточно земли народу, и народ трудом осушил море, океан и расширил себе территорию и по вертикали, и по горизонтали благодаря своему труду.^[19]

— По-моему, — говорил навозный жук, — порядочное животное прежде всего должно заботиться о своём потомстве. Жизнь есть труд для будущего поколения. Тот, кто сознательно исполняет обязанности, возложенные на него природой, тот стоит на твёрдой почве: он знает своё дело, и, что бы ни случилось, он не будет в ответе. <…>
 — Поди ты, братец, с своим трудом! — сказал муравей <…>. — И я ведь тружусь, и побольше твоего. Но ты работаешь для себя или, всё равно, для своих жученят; не все так счастливы… попробовал бы ты потаскать брёвна для казны, вот как я.

— Надо быть справедливым, — сказал я. — Физический труд несут миллионы людей.
— И пускай несут! Другого они ничего не умеют делать! Физическим трудом может заниматься всякий, даже набитый дурак и преступник, этот труд есть отличительное свойство раба и варвара, между тем как огонь дан в удел лишь немногим!
Продолжать этот разговор было бесполезно. Отец обожал себя, и для него было убедительно только то, что говорил он сам.

И когда говорят мне, что труд, и ещё, и ещё
будто хрен натирают на заржавленной тёрке
я ласково спрашиваю, взяв за плечо:
«А вы прикупаете к пятёрке?»

От боя к труду ―
от труда
до атак, ―
в голоде,
в холоде
и наготе
держали
взятое,
да так,
что кровь
выступала из-под ногтей.
Я видел
места,
где инжир с айвой
росли
без труда
у рта моего, ―
к таким
относишься
иначе.
Но землю,
которую
завоевал
и полуживую
вынянчил,
где с пулей встань,
с винтовкой ложись,
где каплей
льешься с массами, ―
с такою
землею
пойдешь
на жизнь,
на труд,
на праздник
и на смерть!^[21]

Не откладывай дела до завтрава, до послезавтра:
Пусты амбары у тех, кто работать ленится и вечно
Дело откладывать любит. —

ἀναβάλλεσθαι ἔς τ᾽ αὔριον ἔς τε ἔνηφιν
οὐ γὰρ ἐτωσιοεργὸς ἀνὴρ πίμπλησι καλιὴν
οὐδ᾽ ἀναβαλλόμενος.

Добро, которое можно сделать утром, не откладывай до вечера или до завтра. —

Le bien que tu peus faire au matin, n'attens pas le soir ne l'endemain.^[23]

Никогда не делай сегодня того, что можно отложить на завтра.^[24] —

Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра. —

Never put off till to-morrow what you can do day after to-morrow just as well.